Домовой

Домовой (домовой дед, дедушка, доможил, голбешник, жировик, запечник, избенной большак, доброхотушко, кормилец, лихой, навной, суседко, хозяин) — в восточно-славянской мифологии домашний дух и покровитель семьи, тесно связанный с представлениями о предках, а также благополучием дома, семьи, скота. Само слово «домовой» появилось на Руси, по-видимому, не ранее XVII–XVIII вв. Тем не менее представления о духе двора и дома, сходном по некоторым проявлениям с домовым, прослеживаются в средневековых житиях (XIV–XV вв.).

 

Многочисленные былички и рассказы зафиксировали разные названия домового, бытовавшие у русских. Часто крестьяне отзывались о нём с добродушием и даже с нежностью, ве­личали его «хозяином», «доможилом», за древний возраст — «дедушкой». За совместное проживание с человеком звали «суседком», за любовь к теплу и уюту — «жировиком», за отсутствие одного уха (по сравнению с человеком) — «карноухим». Его также часто звали «лизуном», поскольку, по поверьям, он зализывал волосы у хозяина дома и шерсть у скотины, которую любил. Ночью или в полдень он мог наваливаться на спящего человека и давить его, оставляя на теле синяки. Соответственно этому, его называли «гнеток», «гнётка», «намной», «выдавило». В названиях отразился характер отношений домового с членами семьи, его статус в доме, основные функции и проявления, а также связь с нечистой силой.

 

Вера в домового являлась общераспространенной. Крестьяне верили, что домовой живёт в каждом доме как второй хозяин и без него жизнь обита­телей дома рушится, они могут разориться или даже уме­реть. Поэтому его присутствие в доме стремились сохранить любыми средствами. Например, рассказывали, что в Орлов­ской губ. после того как сгорела целая деревня, домовые так затосковали, что ночами были слышны их плач и стоны. Вот почему крестьяне сколотили временные шалашики, разбро­сали возле них ломти подсоленного хлеба и пригласили домовых на временное жительство.

 

О происхождении домового в народе существует несколько легенд. По одной легенде, он связан с предками рода, то есть с «правильными покойниками»: «домовой — душа чья-то, отец, мать». В другой подчеркивалась «нечистая» природа домового, который за грехи назначен в услужение домочадцам: это проклятые при жизни своими родителями, а также умершие без покаяния мужчины и проклятые Богом на определен­ный срок. В легенде более позднего происхождения домовых  как и остальных местных духов-покровителей, соединяли с пре­данием о падших ангелах, которых Бог в наказание сбросил с неба на землю. Те из них, кто попали в жилища, превра­тились в домовых.

 

Считалось, что домовой невидим. Но, как всякого невидимого духа, его наделяли способностью представать в облике живо­го или умершего хозяина дома, кроме того — любого члена семьи: «последнего» умершего, самого старшего или отсут­ствующего в данный момент человека. Он мог обернуться в кошку, зайца, собаку, теленка, крысу, белку, змею, ужа, медведя с человеческой головой и ступнями, при этом шерсть животного имела тот же цвет, что и волосы хозяина дома.

 

Описывая внешность домового  рассказчики сообщали, что чаще всего он показывался взрослым или пожилым человеком, полностью или частично покрытым шерстью. Был одет обычно в местный костюм, в котором ходили старики, при­чем в одежду белого цвета. Одеяние его становилось чер­ным, если своим появлением домовой предвещал беду. Показательно, что, даже если домовой имел человеческие очертания, в его облике, как правило, проступали черты животного: шерсть на теле, косматые ладони, длинные когти и уши торчком. По поверьям некоторых мест, у домового только одно ухо, и, поэтому называли его "карнаух". В народе полагали, что чем мохнатее домовой, тем в доме больше достатка.

 

По поверьям, домового можно увидеть как случайно, чаще всего ночью возле скотины и лошадей, так и преднамеренно. Для чего надлежало надеть на себя непременно в пасхальную ночь лошадиный хомут, покрыться бороной, зубьями на себя, и сидеть между лошадьми, которых он особенно любит, всю ночь. Говорили, что если домовой увидит этого чело­века, то заставит лошадей бить задними копытами по боро­не так, что те могли до смерти забить любознательного. Также чтобы увидеть домового, в Чистый четверг или на Рождест­во советовали подняться со свечой на чердак, а на Пасху прямо из церкви пойти в хлев или на чердак со свечой, с которой отстояли все службы начиная со Страстной пятни­цы. Смотреть на домового, согласно народным представлениям, ре­комендовалось поодиночке, иначе был риск его рассердить.

 

Местопребывание домового связывалось с сакральным простран­ством дома и двора, где, по народным представлениям, су­ществовала связь с потусторонним миром и душами умер­ших родственников. В доме это, прежде всего, печь и про­странство вокруг нее — запечье, подпечье, шесток, голбец, труба; затем подполье, передний угол, порог, а также нежи­лые части избы — клеть, подклеть, чердак. Во дворе домовой мог жить в хлеву, яслях, сенном сарае и месте, куда высыпали мусор, а также в бане. Иногда подчеркива­лось, что место обитания домового летом — в хлеву под яслями, а зимой — в подполье.

 

Считалось, что домовой имел семью — жену и детей, — в точ­ности повторявшую состав человеческой семьи. По много­численным рассказам, её жизнь также напоминала челове­ческую. Жена — домаха (домовиха, иногда кикимора) жила в подполье. Она пряла и порой выполняла работу по дому, которую недоделала женщина. Сыновья домового поступали на службу в новые дома, а дочери — домовинки — пряли под полом. Домовой кормил свою семью хлебом, который «неумойки лапали» (т. е. люди, садившиеся за стол с грязными руками). Ему приписывали сожительство с женщинами, в том числе и с хозяйкой дома. В Тамбовской обл. верили в связь домового с молодыми солдатками, дети которых умирали прежде, чем их успевали окрестить, а затем жили за печкой. На Русском Севере полагали, что в том доме, где есть мужчины, домовой — тоже мужчина, если же в семье нет мужчин, а одни только женщины, то их домашней покровительницей является мифологическое существо женского пола — домовиха.

 

В народных представлениях домовых очеловечивали, считая, что они ходят в гости друг к другу, иногда ссорятся и даже дерутся, чаще всего из-за корма, который воруют у чужой скотины и носят своей. В зимние ночи домовые собираются в какой-нибудь нежилой избе на краю деревни и пля­шут до утра, а из избы слышится топот, визг, вой, лаяние и мяуканье.

 

Все эти черты делали домового близким и понятным простому крестьянину. Повсеместно существовало убеждение, что он обязательно должен быть в каждом доме: «Без домового не жить и не кормить»; «Без домового как без хозяина!» В свою очередь крестьяне верили, что домовой привыкает к своей избе, так что его трудно выселить или выжить. Для этого использовали особые приемы. Если при переходе из старой избы во вновь отстроенную хозяин не сумел переманить домового  тот оставался жить на старом пепе­лище, среди трухи и развалин в холодной избе, несмотря на любовь к теплому жилью. Оставшийся из упрямства, по личным соображениям или оставленный по забывчивости хозяев домовой страдал, томился и скучал. Поэтому существовал обычай звать домового при переезде, в противном случае семью в новом доме ожидали несчастья. Его переносили с частью старого хозяйства: хлебом, лаптями, помелом, дежей с тес­том, горшком с углями, веником, куском навоза из хлева.

 

Также перевозили на помеле или лопате, которой сажали хлеба в печь. В старой усадьбе открывали ворота и с при­говором: «Хозяин домовой, пойдем со мной в новый дом» — переносили вещи в новое жилище. Чтобы домовой «не избывал» во время отправления кого-либо из домашних в дорогу, нужно было закрыть заслонкой печь.

 

Домового считали опекуном скота и птицы. Если домовой любил ско­тину, она становилась гладкой, сытой, здоровой и плодо­витой. По поверьям, он кормил и поил, подгребал корм в ясли, чистил скотину, расчесывал гриву лошади, заплетал ее в косички, привязывал красные ленточки. Предполагали, что отношение домового зависело от того, нравилась ли ему масть скотины. Если скотина чахла, худела, а утром оказывалась мокрой, говорили, что пришлась «не по двору», «не по масти», «не в руку». Нелюбимую скотину домовой мучил, загонял под ясли, отбирал корм, а в кормушку клал навоз, в лоша­диных гривах сбивал колтуны. Такую скотину продавали, считая, что домовой все равно её изведет. Чтобы поменять масть скота, различными способами старались выяснить предпо­чтительную для домового окраску. Для этого стремились увидеть домовошл в Страстной четверг или на Пасху, также пытались опреде­лить масть скота по кошке или живущей во дворе ласке и пр.

 

Верили, что домовой обладал способностью предупреждать о несчастье. Для этого нужно было понять те знаки, которые якобы подавал покровитель дома. Если домовой давил спящего че­ловека, то советовали произнести формулу: «К добру или к худу?» Затем следовало ожидать его реакции: если отве­тит, то это к добру, а если промолчит — к худу. Услышав плач домового в самой избе, говорили, что быть в доме покойнику. Тот, кого домовой обмочил ночью, должен заболеть, а если он подергал за волосы, следовало остерегаться: жене рекомендовалось не ввязываться в спор с мужем. Предвещая смерть хозяина, домовой принимал его облик и появлялся в его шапке. Обычно он «являлся» мохнатым, но если появлялся голым, то пророчил бедность. Он пре­дотвращал пожар в доме, вовремя разбудив хозяина, спасал теленка, вызвав на двор хозяйку. Если дела в семье склады­вались успешно, домовой смеялся, гладил мохнатой или теплой рукой, скакал, иногда подыгрывая на гребешке, предупреж­дал о свадьбе в семье и т. д.

 

Будучи мифологическим главой семьи, домовой  следил за отно­шениями домочадцев, наказывая зачинщиков ссор, лжецов, нерях. Люди были убеждены, что с домовым нужно жить в друж­бе», иначе он мог нанести вред хозяйству, а также пугать, душить, давить, щипать спящих, сталкивать их с кровати, не давать спать по ночам, творить мелкие пакости, воруя, раз­брасывая и портя вещи, передвигая мебель, поедая пищу. Считалось, что он любил те семьи, в которых жили в пол­ном согласии, и тех хозяев, которые рачительно относились к своему добру, в порядке и чистоте содержали двор. Если в таком хозяйстве забывали, например, замесить коровам корм, задать лошадям сена, то домовой сам выполнял эту работу. Зато ленивым и нерадивым он охотно помогал запускать хозяйство.

 

В народе бытовали многочисленные рассказы о том, как домовой заботился о моральном духе семьи, мешал тайным грехам супругов. Например, он душил невестку, ведущую разгуль­ную жизнь, избивал мужика, сквернословившего в хлеву. Если хозяйка оставляла нож на столе в нарушение запрета, домовой злился, шумел и мешал спать. Чтобы не рассердить его, соблюдали ряд предписаний: запрещалось ругаться, стоять на мусорной куче, ночью работать или кормить ребенка, ложиться спать без ужина.

 

С рассерженным домовым можно было помириться: для этого стоило положить ему под ясли нюхательного табаку, до которого он был большой охотник, или вообще сделать ему какой-нибудь подарок, вроде разноцветных лоскутьев, гор­бушки хлеба, отрезанной от непочатого каравая. На заговины под печкой или в углу хлева оставляли кусок мяса или чашку молока либо перед ужином выходили во двор и на коленях приглашали домового на угощение, оставляя для него еду на столе. Так же поступали на Пасху и Рождество.

 

Иногда бывало так, что домовой,  благоволя хозяевам, всё-таки доставлял им много неприятностей. В таких случаях, если он душил человека, можно было отогнать его молитвой или бранью. Если мучил скотину, в хлев вводили медведя или козла, вешали убитую сороку или зеркало. Если выщипывал курам перья на голове, в курятнике вешали старый лапоть, горшок с отбитым днищем, камень с дыркой — так назы­ваемый куриный бог.

 

Были и особые праздники домового. Один из них — 7 февраля, день Ефрема Сирина, «именины домового», когда домового «закармливали», оставляли ему еду (кашу на загнетке) с просьбой беречь скот. 12 апреля, в день Иоанна Лествичника, домовой праздновал наступление весны. По словам крестьян, в этот день он бесился, сбрасывал шкуру, подкатывался хозяевам под ноги и т. п. Крестьяне Новгородской губернии считали, что домовой бесится и перед Петровым днем. В Тобольской губернии говорили, что «в ноябре с домовым как с родным: или задабривай или выгоняй»; в некоторых районах России домового «ублажали» в Михайлов день.

 

Домовой — существо многоликое. Он и «хозяин» скота, двора, дома, и «старший», предок, и персонифицированная судьба, и «душа-двойник» человека. Таким образом, домовой — один из основных персонажей на­родной мифологии, объектом воздействия которого являлось само жилище и его обитатели, а также весь примыкающий к дому крестьянский двор с хозяйственными постройками и скотом. Образ «домового» сочетал в себе элементы культа пред­ков и функции ангела-хранителя.

Источники:

Е. Мозоль

М. Власова