Опахивание селения — ритуал, проводившийся в таких экстремальных для жизни коллектива ситуациях, как "повальная болезнь", "моровая язва", "моровое поветрие" — эпидемические заболевания (холера, тиф) или массовый падеж скота. Проводился или в условиях приближения повальной болезни, с тем чтобы оградить коллектив от этой угрозы, или уже при её наступлении, с тем чтобы усилиями участников ритуала изгнать невидимую, но мысленно персонифицированную болезнь ("Коровью смерть", "Оспу на овец", "Холеру", представляемую в зоо- или антропоморфном облике) за пределы селения. Характерен для многих губерний России в ХIX — начале ХХ вв., имеет сложную знаковую структуру, выражаемую в особых требованиях к участникам ритуала, времени его проведения, используемым ритуальным объектам, способу совершения самих ритуальных действий и, наконец, нередко дополняемую словесными формулами заговорного характера.
В середине XIX в. в Нижегородской губ. этот ритуал проводился следующим образом: "В предотвращение скотского падежа, когда он открывается в близлежащих селениях, собираются незамужние девицы и в ночное время, испросивши из церкви икону (если падеж лошадей, то мучеников Флора и Лавра), сами на себе обвозят соху вокруг всего селения, что называется "опахивать". Наутро видна позади села легкая черта или борозда, проведенная сошниками, — и это для того, будто язва не может перейти через эту борозду" (АРГО, Д.XXIII-64).
Ритуал организовывался обычно по распоряжению, с ведома сельского схода, составленного из домохозяев; однако почти везде мужчины из участия в процессии исключались и никому из посторонних, в особенности мужчинам, не разрешалось даже присутствовать, нарушителям грозила расправа со стороны опахивальщиц. В подборе главных участниц (осуществляемом кем-либо из пожилых женщин) определяющую роль играл признак фертильности — отрицательной (девицы, "девка, решившаяся нейти замуж", "старые вдовы" или солдатки, старухи) или, в южнорусских губерниях, также положительной (включение беременной, которой предоставляли нести икону). Встречались различные сочетания по признаку фертильности — одного типа ("девки и вдовы"), двух ("девки и бабы") или была символически представлена вся полнота женского фертильного состояния деревни, нередко с утроением ("девять девушек, девять баб, три вдовы, три замужние жены").
Участницы собирались на краю села в полночь или утром до восхода солнца, раздевались и, оставшись в одних белых рубахах, но подпоясаны, с распущенными волосами, в полном молчании совершали с сохой движение вокруг селения, чаще в направлении против солнца (Попов Г., 1903). Одна из главных участниц впряглась в соху, ещё несколько держали обжи, правя сохой, впереди процессии кто-либо нес икону (Богородицы, Христа, св. Николая или, при падеже, — святых, покровителей скота), несколько участниц окуривали землю ладаном, несли зажженные восковые свечи. В ряде губерний воздействие на землю дополнялось рассеванием по прокладываемой борозде семян зерновых, принесенных из дома непременно каждой из участниц, а в южнорусских губерниях — рассеванием песка. Последнее сопровождалось пением, содержавшим заговорную формулу:
"Удовушка на девушке пашет,
Песок рассеивает.
Когда песок узойдет,
Тогда к нам смерть придет.
У нас на селе Увлас Святой
Со святою свечой.
На чужой стороне скот и везут и несут,
А нас Господь помилует"
(Городцов В.А., 1897, с. 188)
Таким образом, бесплодие, отказ от рождения символизировались и подбором участниц, и засеванием того, что не может взойти ("…Сеем мы не в рожную землю и не рожные семена" — АРЭМ, ф. 7, Оп. 1, Д. 517, л. 3). Невозможность земли родить — оттого что песок не всходит и оттого что к силам земли обращаются в ритуале не-рождающие женщины, — как бы служила магическим залогом, что и болезнь на территории села не родится, т.е. не придет. Иногда воздействие на стихию земли дополнялось жертвоприношением - закапыванием живой кошки, собаки, сжиганием черного петуха на костре из дерна (Журавлев А.Ф., 1978, с. 80; Иванов А.И., 1901). Воздействие сохой на землю не всегда служило оградительному очерчиванию селения: опахивали, в некоторых вариантах, только на перекрестках (причем крестообразно) или участок между селом и кладбищем.
Воздействие на стихию земли сочетало в себе — в некоей внутренней магической логике, выработанной народным опытом, — три признака: ограждение села от болезни; символизация не-рождения повальной болезни, смерти; опосредствование участницами связи между живыми и миром умерших. Последний из этих признаков выявлялся, как выше упоминалось, непременно чисто белой одеждой, с поясом, участниц ритуала, что характерно для русского погребального комплекса; кроме того, начало кругового движения участницами именно в полночь уподобляло его движению солнца, когда, согласно мифологическим представлениям крестьян, светило находится в подземном мире, в наибольшем отдалении от мира живых (АРЭМ. Ф. 7, Оп. 1, Д. 1180, л. 2; Д. 426, л. 2; Д. 1446, л. 11).
Фактически в ритуале опахивания подразумевались два адресата, к кому участницы, в качестве посредников, обращались за помощью: 1) сфера Божественного — испрошение Божьей милости, избавления от бедствия (осмысляемого, что сохранилось к концу XIX в. еще с древнерусского периода, в качестве Божьей кары за грехи); 2) стихия земли. В узком смысле "опахивание" подразумевало только второй адресат, но в русской обрядности второй половины XIX — начала ХХ вв. нередко это сопровождалось присутствием икон — "поднятием икон". В целом обращение к двум адресатам не было механическим соединением двух мировоззренческих регистров (уровней); сочетание относящихся к ним действий и объектов было в основном унифицировано по признаку вертикали, т.е. поднятие вверх или, наоборот, опускание вниз, и, в ряде случаев, по числовому признаку: нередкому упоминанию участницами, что их всего 12, уподоблением себя — апостолам (АРЭМ, Ф. 7, Оп. 1, Д. 45, л. 2) — ср. с зарыванием в землю, при эпидемии холеры, 12-ти осиновых колышков и окроплением избы и надворных построек водой, взятой из 12-ти родников. Восковые свечи в качестве медиаторного объекта ритуала ассоциативно связывали его участниц и с миром Божественного, и миром умерших, кладбищем.
Во всех тех ситуациях, когда ритуал проводился уже вслед за начавшейся в селе эпидемией, эпизоотией, т.е. для изгнания уже вторгшейся Смерти, опахивание дополнялось катартическими действиями участниц — битьём в несомые ими печные заслонки, сковороды, звоном серпов и кос, а также угрожающими криками и пением, с требованием к Смерти покинуть село:
"Смерть, ты Коровья Смерть,
Выходи из нашего села,
Из закутья, из двора! <…>
Мы тебя сожжем огнем,
Кочергой загребем,
Помелом заметем
И попелом забьем
Не ходи в наше село!.."
(Снегирев И.М. 1861.)
Имеются сведения, что в некоторых губерниях ритуал опахивания могли проводить от бездождия.
Ритуал организовывался обычно по распоряжению, с ведома сельского схода, составленного из домохозяев; однако почти везде мужчины из участия в процессии исключались и никому из посторонних, в особенности мужчинам, не разрешалось даже присутствовать, нарушителям грозила расправа со стороны опахивальщиц. В подборе главных участниц (осуществляемом кем-либо из пожилых женщин) определяющую роль играл признак фертильности — отрицательной (девицы, "девка, решившаяся нейти замуж", "старые вдовы" или солдатки, старухи) или, в южнорусских губерниях, также положительной (включение беременной, которой предоставляли нести икону). Встречались различные сочетания по признаку фертильности — одного типа ("девки и вдовы"), двух ("девки и бабы") или была символически представлена вся полнота женского фертильного состояния деревни, нередко с утроением ("девять девушек, девять баб, три вдовы, три замужние жены").
Участницы собирались на краю села в полночь или утром до восхода солнца, раздевались и, оставшись в одних белых рубахах, но подпоясаны, с распущенными волосами, в полном молчании совершали с сохой движение вокруг селения, чаще в направлении против солнца (Попов Г., 1903). Одна из главных участниц впряглась в соху, ещё несколько держали обжи, правя сохой, впереди процессии кто-либо нес икону (Богородицы, Христа, св. Николая или, при падеже, — святых, покровителей скота), несколько участниц окуривали землю ладаном, несли зажженные восковые свечи. В ряде губерний воздействие на землю дополнялось рассеванием по прокладываемой борозде семян зерновых, принесенных из дома непременно каждой из участниц, а в южнорусских губерниях — рассеванием песка. Последнее сопровождалось пением, содержавшим заговорную формулу:
"Удовушка на девушке пашет,
Песок рассеивает.
Когда песок узойдет,
Тогда к нам смерть придет.
У нас на селе Увлас Святой
Со святою свечой.
На чужой стороне скот и везут и несут,
А нас Господь помилует"
(Городцов В.А., 1897, с. 188)
Таким образом, бесплодие, отказ от рождения символизировались и подбором участниц, и засеванием того, что не может взойти ("…Сеем мы не в рожную землю и не рожные семена" — АРЭМ, ф. 7, Оп. 1, Д. 517, л. 3). Невозможность земли родить — оттого что песок не всходит и оттого что к силам земли обращаются в ритуале не-рождающие женщины, — как бы служила магическим залогом, что и болезнь на территории села не родится, т.е. не придет. Иногда воздействие на стихию земли дополнялось жертвоприношением - закапыванием живой кошки, собаки, сжиганием черного петуха на костре из дерна (Журавлев А.Ф., 1978, с. 80; Иванов А.И., 1901). Воздействие сохой на землю не всегда служило оградительному очерчиванию селения: опахивали, в некоторых вариантах, только на перекрестках (причем крестообразно) или участок между селом и кладбищем.
Воздействие на стихию земли сочетало в себе — в некоей внутренней магической логике, выработанной народным опытом, — три признака: ограждение села от болезни; символизация не-рождения повальной болезни, смерти; опосредствование участницами связи между живыми и миром умерших. Последний из этих признаков выявлялся, как выше упоминалось, непременно чисто белой одеждой, с поясом, участниц ритуала, что характерно для русского погребального комплекса; кроме того, начало кругового движения участницами именно в полночь уподобляло его движению солнца, когда, согласно мифологическим представлениям крестьян, светило находится в подземном мире, в наибольшем отдалении от мира живых (АРЭМ. Ф. 7, Оп. 1, Д. 1180, л. 2; Д. 426, л. 2; Д. 1446, л. 11).
Фактически в ритуале опахивания подразумевались два адресата, к кому участницы, в качестве посредников, обращались за помощью: 1) сфера Божественного — испрошение Божьей милости, избавления от бедствия (осмысляемого, что сохранилось к концу XIX в. еще с древнерусского периода, в качестве Божьей кары за грехи); 2) стихия земли. В узком смысле "опахивание" подразумевало только второй адресат, но в русской обрядности второй половины XIX — начала ХХ вв. нередко это сопровождалось присутствием икон — "поднятием икон". В целом обращение к двум адресатам не было механическим соединением двух мировоззренческих регистров (уровней); сочетание относящихся к ним действий и объектов было в основном унифицировано по признаку вертикали, т.е. поднятие вверх или, наоборот, опускание вниз, и, в ряде случаев, по числовому признаку: нередкому упоминанию участницами, что их всего 12, уподоблением себя — апостолам (АРЭМ, Ф. 7, Оп. 1, Д. 45, л. 2) — ср. с зарыванием в землю, при эпидемии холеры, 12-ти осиновых колышков и окроплением избы и надворных построек водой, взятой из 12-ти родников. Восковые свечи в качестве медиаторного объекта ритуала ассоциативно связывали его участниц и с миром Божественного, и миром умерших, кладбищем.
Во всех тех ситуациях, когда ритуал проводился уже вслед за начавшейся в селе эпидемией, эпизоотией, т.е. для изгнания уже вторгшейся Смерти, опахивание дополнялось катартическими действиями участниц — битьём в несомые ими печные заслонки, сковороды, звоном серпов и кос, а также угрожающими криками и пением, с требованием к Смерти покинуть село:
"Смерть, ты Коровья Смерть,
Выходи из нашего села,
Из закутья, из двора! <…>
Мы тебя сожжем огнем,
Кочергой загребем,
Помелом заметем
И попелом забьем
Не ходи в наше село!.."
(Снегирев И.М. 1861.)
Имеются сведения, что в некоторых губерниях ритуал опахивания могли проводить от бездождия.
В некоторых губерниях с предупредительной целью проводили календарно приуроченное опахивание — например, в ночь на Духов день или на 23 июня, в ночь на Преполовение или накануне (саратовск, калужск.).
Островский Александр Борисович
Комментариев нет:
Отправить комментарий